Генрих Гейне Я жалил стихом и ночью и днем
Я жалил стихом и ночью и днем
Мужчин и девиц степенных —
Дурачеств много творил я притом,
С умом же пропал совершенно.
Зачав, служанка родила, —
К чему хулить природу?
Чья жизнь без глупостей прошла,
Тот мудрым не был сроду.
В мозгу моем пляшут, бегут и шумят
Леса, холмы и долины.
Сквозь дикий сумбур я вдруг узнаю
Обрывок знакомой картины.
В воображенье встает городок,
Как видно, наш Годесберг древний.
Я вновь на скамье под липой густой
Сижу перед старой харчевней.
Так сухо во рту, будто солнце я
Я жаждой смертельной измаян!
Вина мне! Из лучшей бочки вина!
Скорей наливай, хозяин!
Течет, течет в мою душу вино,
Кипит, растекаясь по жилам,
И тушит попутно в гортани моей
Пожар, зажженный светилом.
Еще мне кружку! Я первую пил
Без должного восхищенья,
В какой-то рассеянности тупой.
Вино, я прошу прощенья!
Смотрел я на Драхенфельс, в блеске зари
Высокой романтики полный,
На отраженье руин крепостных,
Глядящихся в рейнские волны.
Я слушал, как пел виноградарь в саду,
И зяблик — в кустах молочая.
Я пил без чувства и о вине
Не думал, вино поглощая.
Теперь же я, сунув нос в стакан,
Вино озираю сначала
И после уж пью. А могу и теперь,
Не глядя, хлебнуть как попало.
Но что за черт! Пока я пью,
Мне кажется, стал я двоиться.
Мне кажется, точно такой же, как я,
Пьянчуга напротив садится.
Он бледен и худ, ни кровинки в лице,
Он выглядит слабым и хворым
И так раздражающе смотрит в глаза,
С насмешкой и горьким укором.
Чудак утверждает, что он — это я,
Что мы с ним одно и то же —
Один несчастный, больной человек
В бреду, на горячечном ложе,
Что здесь не харчевня, не Годесберг,
А дальний Париж и больница…
Ты лжешь мне, бледная немочь, ты лжешь!
Не смей надо мною глумиться!
Смотри, я здоров и как роза румян,
Я так силен — просто чудо!
И если рассердишь меня, берегись!
Тебе придется худо!
«Дурак!» — вздохнул он, плечами пожав,
И это меня взорвало.
Откуда ты взялся, проклятый двойник?
Я начал дубасить нахала.
Но странно, свое второе «я»
Наотмашь я бью кулаками,
А шишки наставляю себе,
Я весь покрыт синяками.
От этой драки внутри у меня
Все пересохло снова.
Хочу вина попросить — не могу,
В губах застревает слово.
Я грохаюсь об пол и, словно сквозь coi
Вдруг слышу: «Примочки к затылку
И снова микстуру — по ложке в час,
Пока не кончит бутылку».
Когда пиявка насосалась,
Посыпь ее солью, и в тот же миг
Сама отвалится она.
А как мне тебя отвадить, старик?
Мой старый друг, кровопийца мой давний
Где взять подходящую соль для тебя?
До капли весь мой мозг спинной
Ты высосал, крепко меня любя.
С тех пор я стал и тощ и бледен,
Одни лишь кости да кожа, а ты,
Смотри-ка, статен и румян,
И жирный животик, и щечки толсты.
О боже, пошли ты мне просто бандита!
Пырнет — и кончит мученье мое.
А эта пиявка так нудно сосет,
Ну как избавиться от нее?